Дневник, 2005 год [январь-сентябрь] - Сергей Есин

Как приклеенный, час просидел я на берёзовом пне и во время представления Русского музея — одного из самых величественных российских учреждений. Именно на этом представлении, кои сейчас совсем не по-русски называются презентациями, пришла в голову мне тихая мысль. Мы всё думаем, чем удивить Европу и чем поразить! А теперь представим себе, что наряду с Русским музеем, отмечающим свой юбилей, "презентуем" и наш Литературный институт, которому только что стукнуло семьдесят. Какой иной институт мог бы продемонстрировать столь плотный отряд вышедших из него классиков! Да и переводчиков с французского хотя бы показали, потому что это единственное в России учебное заведение, которое готовит переводчиков французской художественной литературы на русский язык. Могли бы тут познакомить и с двумя легендарными преподавателями, работающими с нашими "французами", — Александром Ревичем, фронтовиком, переведшим "Героические поэмы" Агриппы д'Обинье (Госпремия 1998 г.), и Кириллой Романовной Фальк, внучкой Константина Станиславского и дочерью легендарного художника.

Такого уникального учебного заведения нет ни во Франции, ни в Германии, нет, пожалуй, и во всей Европе! А ведь каких авторов оно выпустило: и Е.Евтушенко, и Б.Ахмадулину, и Н.Коржавина, и Ф.Искандера, и Ю.Трифонова, и Ю.Бондарева, и даже кумир современной молодёжи — Пелевин — и то три курса проучился здесь у знаменитого критика-патриота М.П.Лобанова. Одно только смущает: некоторые экспоненты русского отряда на парижском Салоне защитить своего диплома в Литературном институте, да ещё при таком взыскательном председателе Государственной комиссии, как Андрей Михайлович Турков, не смогли бы.

Сергей ЕСИН

14 апреля, четверг. Вчера и сегодня занимался несколько поседевшим Гришей Петуховым, который хочет теперь, закончив Литинститут, учиться в Берлинском университете, а для этого ему необходим аттестат зрелости об окончании средней школы. Но вот имеем ли мы право, в соответствии с новыми правилами, его вернуть, как бывало раньше? Пытался дозвониться до министерства образования. Когда нашему студенту что-нибудь нужно, мир может перевернуться, но ты должен это подать на тарелочке.

К трем часам поехал на вручение Игорю Петровичу Золотусскому премии Солженицына. Все тот же Дом зарубежных соотечественников возле Таганской площади. День теплый и ясный, настоящая весна. С балкона открывается вид на церковь, на любимовский театр, старые домики на площади. До чего же хороша была старая Москва!

Самого Александра Исаевича не было, как и в прошлый раз, когда премию здесь вручали Евгению Миронову. Вела всю церемонию с присущим ей безукоризненным тактом Наталья Дмитриевна. Она рассказала о фонде Солженицына. Он существует на деньги от всемирных прав на "Архипелаг ГУЛАГ". Сейчас у фонда около трех тысяч пенсионеров и библиотеки, которые он снабжает литературой. Н.Д. объявляет формулу премирования Золотусского и читает прекрасную приветственную речь А.И. После этой речи, скорее даже эссе, я подумал, как важно людям жить в подобной возвышенной атмосфере. Потом свои "расшифровки" формулы читали и Сараскина, и Небольсин, и Басинский, но текст самого Солженицына надо всем этим парил. Видимо, А.И. прочел все, что Игорь Петрович написал. Кое-что интересное мне я записал, это, как правило, цитаты из самого Золотусского, они, естественно, неточны и неполны. Вот обжигающее мнение о Трифонове: "Повести его сиюминутны, мысль его холодна". Я снова вспомнил слова покойной М.Л.Озеровой, почти то же самое!

Сараскина говорила о Золотусском, как об исследователе творчества Гоголя. Именно Гоголь, по ее мнению, заставил его писать по-писательски. Басинский говорил об И.П… как о редакторе, потом Небольсин. Ответное слово Золотусского меня и восхитило, и огорчило: слишком много в нем было непрощенной мстительности. Он говорил о власти, которая всегда шла против его народа. И тем не менее вдруг выплыла тема двоедушия интеллигенции. Здесь, конечно, естественная, объективная и простительная тайная нелюбовь к интеллигенции. Когда арестовали его отца, Петра Ароновича, а потом и мать, ему говорили, что родители уехали в командировку. Мои собственные воспоминания очень похожи. Я тоже тогда вышел во двор и сказал, что мой папа уехал в командировку, но всезнающие сверстники сразу меня поправили: "Твоего папу арестовали" В этой речи Золотусского вообще много биографии, как будто только благодаря этим мучениям в юности человек и становится человеком. Он дважды встречался с родителями, когда они сидели. Это тоже напоминает мою биографию и мою поездку к отцу вместе с мамой в лагерь, в город Щербаков, ныне Рыбинск, и пересадку на станции Лихоборы. Понял, что надо жить, выучиться и постараться сделать нашу фамилию знаменитой. Есть два вида сопротивления: декабристский мятеж и стоическая жизнь — это Пушкин. Тютчев, Гоголь. Русская литература сопротивляется самим фактом своего существования. Внутренняя жизнь человека как бы противостоит тому, о чем нельзя говорить.

Прочел письмо от Марка Авербуха из Бостона, оно теплое и удивительно возвышенное. Есть в нем несколько слов и об уже прочитанной моей статье:

"В Париже Вы выглядели прекрасно и замечательно, какие-то секреты долголетия определенно Вам известны, дай Бог, чтобы они подольше Вам служили. Только что прочел Вашу статью в "Литературке", абсолютно согласен с основным ее пафосом — да, однобоким был подбор (я, например, отказываюсь понять, почему русскую литературу негоже представлять Валентину Курбатову), — с объективностью и умеренностью стиля и суждений и с блистательной идеей представить Литинститут на будущих книжных форумах. Что разительно контрастирует с публицистикой Замшева. Если бы Максиму дали "максим", он просто всех бы кокнул, "кроме Маканина, Есина, Павлова, но и им тяжело что-то противопоставить беспределу чиновников, находясь внутри этой смрадной клоаки" (это из его заметок). Небольшая оплошность в статью все же вкрапилась: А.С.Кушнер — "сирота" от Л.Гинзбург, а не от А.Ахматовой (раз в статье речь шла не об Анатолии Наймане)"

Кстати, довольно много народа на церемонии вручения премии Золотусскому подходили ко мне с разговорами по поводу моей статьи. В том числе говорил и с Зоей Богуславской. В принципе и ей статья понравилась, несмотря на некоторую иронию, она приняла мой комплимент об "известном прозаике". Кстати, еще раньше она говорила Вишневской, что на приеме в Елисейском дворце я единственный из писателей вещал не о себе любимом, а о деле, о переводчиках с французского языка. Но у нее тем не менее есть некоторые замечания. А у кого их нет?